Постоянные читатели

воскресенье, 20 февраля 2011 г.

Многие склонны считать гудение высоковольтных линий одной из самых ярких манифестаций Ее воли.

И я буду мерцать..............................
.....................................в проводах
И плевать, что.................................
...............................аналог давно уже
Переведен......................................
.........................в цифру
А мой свет........................
.........................выхолощен, искажен
Шумом................................
.................дискретизации.

It's so delightful!





KF

The soft satt smell of food spread over the room. Blinds are drown, unobtrusively shines old stand lamp in the corner. There is opened square box on the table – Pepperoni, all six parts...
Disorder in the room is very crying: the bookshelf collapsed and books are scattered about the floor – now it's negligible. Among it – pen and pencils – now it's negligible too. The moment of silence, Thedor stands in the middle of the room, clothed in wide shorts and black undershirt with the wine Bottle in his hand. Rosso.
He starts in a singsong voice
- “O, Yin, covered and hided, I appeal to you ” - smiled and screwed up his eyes.
-“O, Yin, dark and floating, Mother of Water, I call for you!”
-“O, Yin, core of every women, hear me in this nights, for the rising of waned lune! ” - Theodor takes two large sips and angrily kicks book pile.
-“Doesn't matter, that I came from far away, doesn't matter that I'm divided and so imperfect, doesn't matter that my deeds are humble and my volition is so weak – Yin, the Matter of Creation, I dares to call for you!”
-“Eve,Helen, Mary, Sophia – in all your aspects, named by all your names I met you, Yin... There is the mystic moment! The Flow turns, the ice breaks, the bases start to move. The drop falls from the sharp leaf, the snowflake starts it's flight... O, Yin, my true power has never revealed here! ”
Theodor takes one more sip and throw the bottle, laughing. The sound, that not-sound, runs over the room. Shrilly cries the silence, filling the room again and even through drawn blinds one can see - appears in the sky incredibly sharp sickle – the wound on the Old World's flesh.

суббота, 19 февраля 2011 г.

По венам в небо

Фёдор ничего не знает наверняка, если задумается. Зато если не думает — уверен в каждом своем шаге. Хорошо и то, и то вместе (или по очереди?), но каждое по отдельности свалит с ног любого.
Фёдор понимает, что заставляет людей произносить бессмысленные слова и нелепо их сопрягать. Бывает так, что родившийся концепт не предполагает заранее очевидно-однозначного ярлыка, к нему подвешенного, но должен быть поименован. Тогда выбором слов руководит не пасующая логика, а интуитивное боковое мышление...или даже что-то еще более интуитивное, боковое, тайное. То, что следует пресловутому «аромату слова». Конечно, итог далек от привычной обусловленности.
Так и самого Фёдора на самом деле зовут совсем по-другому.

пятница, 18 февраля 2011 г.

Lost by Lust - forever Yours

C мутного городского неба, то медленно кружась, то яростно бросаясь вперед, падает первый снег. Фёдор идет по тротуару, подняв воротник черного полупальто, и о чем-то думает. Под ногами шуршат опавшие листья, уже не сухие - промокшие. Он слегка запрокидывает голову и чуть прикрывает глаза - снег начинает ложиться ему на лицо, ресницы, на темные, короткие волосы, делает его похожим на потерявшегося душевнобольного, полу-умного, на незаконченный карандашный набросок. Это чувство незавершенности цепко держит Фёдора с самого утра, вместе с беспричинной радостью - снег кажется теперь неоспоримым проявлением Божественного, а такая прогулка - ритуалом причастия. Из года в год осень проигрывала здесь, терялась в белизне, таяла паром наступающего нового мира, остывала среди неподвижных форм. Горе тогда любому, кто искал в ней победоносного, но не успел - её карта бита. Зима стирает, покрывает и искупает. Оставляет совсем другие способы жить, так непохожие...на что?
- Нам всем был обещан теозис. - тихо произносит рот Фёдора и хмыкает.
Мысли толкаются в голове, как голуби около рассыпанной пшенки, только их цель - яркое пятно на темной равнине бессознательного - фокус, центр (?), то, что зовут иначе мышлением. Ветер бросает в глаза обидную мокрую пощечину. Фёдор застывает на месте. Он неожиданно понимает, что мир внимательно слушал его эти несколько минут, ловил каждое желание и рассматривал с удивлением. Что не было... Что он... Фёдора захлестывает с головой радость находки и тоска по так нелепо утраченному раю.

F For Feodor

Сегодня Фёдору снилось что он – хаски. Сильный и неутомимый полярный пес со льдисто-голубыми глазами. На его спине серебрилось застывшее дыхание, а лапы оставляли глубокие следы на снегу. Бескрайняя белая пустошь, зима стали для него теперь чем-то привычным, внушающим уверенность и спокойствие.

С самого начала времени Фёдор бежал за солнцем. Он помнил Праворона, когда тот еще не стал называться Черным Богом, и помнил его падение. Помнил и усмехался, оскаливая белоснежные клыки – солнце лишь его законная добыча, только он должен догнать его и пожрать, завершив этим время точно так же, как и открыл, начав погоню.

Он был благословлен этой великой белизной, оборотной стороной обычной жизни, а душа его давно уже переплавилась в остро наточенный меч. Метр за метром, всё ближе к такому манящему и теплому солнцу. Конец неумолимо приближается. Собачьи губы Фёдора снова изгибаются в улыбке.

четверг, 17 февраля 2011 г.

Chiasm

Isolated
Alone
Apart


Жемчужно-серое небо нехотя роняет огромные белые хлопья. В свете фонарей видно, что у самой земли ветер подхватывает их и кружит, прежде чем швырнуть вниз - к тысячам уже упавших. Федор смотрит в окно, положив голову на ладонь левой руки. Перед ним на подоконнике - френч-пресс, в котором отчего-то заваривается зеленый чай. Чуть меньше литра в прозрачном стекле. Федор чувствует себя последней сволочью. И законченным подлецом. А может - законченный подлец и сволочь вообразил себя Федором. В прозрачном стекле перед этой гадиной - чуть меньше литра зеленого чая, который заваривается отчего-то на подоконнике во френч-прессе. Левая рука сволочи держится за подбородок. Десятки чаинок, лежащих на гладком дне, то и дело подхватываются током горячей воды и кружатся, кружатся... Кружатся до тех пор, пока эти выцветшие зеленые листики не взлетают торжествующе к самому небу - металлической сетке пресса.

Красота воплощения на нелепость воплощенного

Федор сидит в полумраке. В хрупких трубках выключенных ламп изредка пробегают молочные всполохи. Федор курит, стряхивая пепел на ковер. Дымок струйкой проползает десяток дюймов вверх и распадается - исчезает, повисает туманом и недосказанностью. Глаза Федора застыли - в них не успевают отражаться все те переходы и виражи, которые проделывает его мысль. О чем думает Федор? О предназначении, о цели и способе, о "причине, оправдании и праве". Ум рождает десятки мечтаний и картин, тасуя образы, как колоду. Многое сперва видится Федору недостойным, но причину этого, подвох, корень зла он не понимает - и спустя мгновения оно превращается во вполне приемлемое, допустимое, приятное. Скрытый разноцветной вьюгой концепций Федор кругами приближается к чему-то вроде центра тяжести - разрешению парадигмы. По коротко остриженному виску скользит свет фар, легко касается прикрытых век. Федор вздрагивает, потому что точка-состояние достигнута, решение есть, и оно очевидно. Течение потока проявилось на много дней вперед, вплоть до ближайшего омута, где с отмели срываются водовороты и буруны вероятностей, где в глубине возможного похоронены воистину жуткие вещи... но перегон Федору открылся. Он довольно потягивается, ухмыляясь, и смешивает в стакане баккарди с колой - 1 к 2 и еще чуть-чуть поверху.

среда, 16 февраля 2011 г.

The sky is sheded in my eyes

Rather weird habit has appeared in Theodor's lifestyle recently – freely waste his time on wet streets, anatomizing feelings. The process is so simple: drop by drop, you should shed attention on the object, place it in the very focus. Soon, just after a few moments, the entire experience will transform in ugly, not worthed a pin, cause-motive.
The same way for melancholy and gladness, for bitterness and delight — very different aspirations submissively go under the knife. And everyone reveal – it can't be considered neither merited nor beautiful nor at least normal... But sometimes even this razor falls out: love, sympathy and passion struggle fervently, hide in the irrationality. Theodor used to shiver logic on it with vindictive joy... He satisfies with it's consequences and surroundings decomposition.
__________________________________________
Theodor sits in his armchair and smokes. Tiresome shades was throwed off – the slightly teared cord's tassel swings. Wet air spreads over the room and mixes the smell of musty leafs with tobacco smoke. The ashberry blazes among the gold maples and chestnuts far, far away... Theodor sips it's acerbic flavour. He truly fells lust for autumn.